(„Lebenskunst" 1911 Nr. 1 und 2.)
Я женщина, и поэтому непостижима для «ученых» мужей. Моя мать здоровье, мой отец человек, потому что он пренебрегает биологической свободой и через ложную культуру хочет стать умнее, как «божественная мудрость» законов природы. Мои дочери воспитаны в священном, то есть приносящем исцеление духе, их имена Возрождение абсолютного здоровья, Красота, Мудрость ивечная Жизнь, райское Счастье и Блаженство. Мои сыновья - Боль, Страдание, Ошибка, Неверие в природу, Смерть, Убийство.
Я дух, принцип, направление, цель, «подъем», «искупление вины», регулятор здоровья, оборона, защита от мертвого, плохого, враждебного жизни, в общем, я та сила, если хотите, по современному, по крайней мере часть той силы, которая желает зла а делает добро. По своей сути я хорошая, доброжелательная, честная, но так же и злая, жестокая до смерти и могу быть даже мстительной. Раньше меня принимали за самого дьявола. Как женщину меня не понимали тысячелетиями, угнетали, призирали, и не давали даже слово сказать. С самого начала я поставлена сражаться с «дьяволом», с принципом зла и смерти, я стремлюсь к жизни, к здоровью. Человек всеми мыслимыми средствами осложняет мою работу по сохранению жизни и борьбе с его противниками, постоянно увеличивает мою ношу, которая состоит из мертвых, изживших себя, гнилых, черствых, разварившихся остатков всех животных и растительных субстанций и таким образом мне сложнее вывести из организма разлагающуюся слизь. Уже в утробе матери я подаю предупреждающий сигнал - боль, и там уже работаю и черпаю из «резервов» матери, чтобы оградить нового человечка от мусора вашей неправильной пищи. Вместо извести из фруктов для основы будущего скелета вы даете мне разваренное молоко с телятиной. Но я скорее возьму известь из зубов, из костей матери даже подвергая ее при этом опасности и смерти. Я добрая, говорю я вам, но также жестокая. Я заодно с молодостью; для меня будущее человеческое существо, с которым я снова и снова пытаюсь провести здоровое возрождение человеческого рода, имеет большую ценность чем тысяча матерей. Рождение, самый священный и высочайший акт жизни, становятся для вас болью и смертью. Напрасно я возвышаю свой голос отвращения при приеме пищи во время беременности и говорю о жажде иного, неизвестного, непривычного, о фруктах; меня называют «истерией беременных» и вызывают опасность, заплатить жизнью за откорм эмбриона. Вряд ли малыш выйдет на «свет», он будет окутан «темнотой» и будет набит разваренным створоженным и бедным известью молоком и всем арсеналом слизистых препаратов. Снова я поднимаю свой предупреждающий голос с помощью ужасного крика и трупного цвета малыша; но вы не понимаете моего языка без слов. Даже доставить зародышу отравленную кровь матери в отчищенном виде было для меня большим усилием и не удалось в полной мере, но я пытаюсь исправить это с вашим молоком. Вместо этого королевскому ребенку приносят молоко крестьянки, на образование которого повлиял алкоголь и разложившееся мясо, или же молоко больной коровы. Я больше не могу отчищать кровь от этого мусора, ибо вы на столько начинаете «защищать» новорожденного от свежего воздуха, что становится невозможным, при отсутствии этого важнейшего элемента жизни сжечь остатки пищи или вывести их естественным способом. Я больше не могу удалять из кровяного русла гнилые остатки и ядовитую слизь, я задействую все средства, все железы, чтобы выловить эти циркулирующие яды, и поместить в надлежащие места, но этого маленького человечка прямо таки закармливают слизью. Теперь я прорываю кожные поры и хочу это отравление крови с помощью температуры и пота вывести наружу, и меня называют скарлатиной. Тут же приходит «ученый» муж, вливает сильнодействующий яд в желудок, и я должна немедленно всеми силами и всей кровяной массой направиться туда, чтобы обезвредить эти опасные для жизни вещества. Теперь там в желудке я занимаюсь кровью, но горе тебе, мое молодое создание, я не могу сражаться на два фронта, не могу победить одновременно двух врагов. Скарлатина, нынешнее мое проявление, исчезает, но вместе с тем и ты все больше погружаешься в царство моих сыновей, в элемент «протоплазмы», смерти. Если бы этот «ученый» не попался мне на пути, и мне бы удалось сохранить жизнь выведением яда через «сыпь», то бедный заморыш проплакал бы столько, пока ему из-за законов и государства не введут в рану телячий гной. Теперь мне очень сложно, я создаю в месте отравления такое воспаление, уплотнение с намерением, что привитый яд в окрестных тканях вызовет местное нагноение и будет отторгнут. Если у меня это не получается или требуется слишком много здоровья, чтобы обезвредить это заражение крови, то ко мне снова приходят с этим телячьим гноем, пока я не вызову у ребенка лихорадку, сдавлю ему горло, буду угрожать смертью и если мне не помешают, будет инсценировано поразительное исхудание. Теперь «в духе ученого мужа» охватывает родителей и окружение ужасны страх передо мной и смертью, и если получиться меня заставить замолчать, помешать мне произвести естественный очистительный процесс, тогда начинают прямо таки заливать этого малыша молоком и слизистыми препаратами, пока остатки этого не превратятся в гной в его горле, не явятся причиной грибка, воспаления и сужения трахеи, и госпожа болезнь не начнет угрожать удушьем. Теперь меня зовут дифтерия. Теперь в ход идет сыворотка, культивирующийся у искусственно зараженного животного «механизм защиты», который при попадании в кровь уничтожает грибок в горле, но для его уничтожения мне нужно столько жизненной силы, что возможно этот молодой человек и спасет этим свою жизнь, но точно не улучшит. Это означает избавиться от моего элемента, слизи, все равно как изгонять дьявола с помощью Вельзевула. Если же малышу не смотря ни на что удастся встать на ноги, он начинает воровать фрукты, элементы здоровья, которые приносят радость и помогают мне вывести из желудка и кишечника массы гнилой слизи с ужасной вонью. Теперь меня называют коликой или диареей. Госпожа болезнь рада при поддержке живых элементов, фруктов, победить смерть и слизь посредством основательной отчистки. Но горе вам, тут как тут появляется «ученый» муж и снова повторяется вышеописанная процедура - вонючие, гнилые испражнения, ядовитые и мертвые вещества не выходят наружу, человек закупоривается и болезнь замолкает.
В этом случае я обманчиво называюсь здоровьем, потому что я отдыхаю, потому что я сплю, тогда ослабляются, успокаиваются нервные реакции кишечника, и если меня и этот юный организм не «успокоят» на вечно, тогда я напрягаю в своем насильственном молчании самые могущественные силы до периода взросления человека. Незаметная в покое я и правда настолько хороша, на сколько это возможно при работе с помощью юношеских сил. Хотя все возбуждающие средства симулируют здоровье и силу, в действительности же они жрут мое тело, силу реакции, и оглупление сегодня заходит так далеко, что вы хвастаетесь своим здоровым желудком, когда выпиваете пять литров пива и съедаете один обед из шести блюд и это издевательство как минимум становится заметным. Если я захочу расшевелиться, защитить подвергающуюся опасности жизнь через боль и потерю аппетита, ответом служит порошок морфия, потому что у человека из-за работы и развлечений нет времени на меня, нет времени болеть. Слушайте больные - «время лечит все раны». Но в течении всей жизни вы и человечество тысячелетиями презирали меня, не прислушивались ко мне, не уделяли мне время; и теперь вы хотите от меня, болезни, потребовать, когда мне нужно насилие, в мгновение ока все исправить и улучшить. Если медицина разворачивает свою силу, цветут и пахнут все любители излишеств, поклонники «науки», которые хотят меня уничтожить, сжить со свету с помощью пробирки. Я дремлю в вашем теле и моя мельница медленно и точно мелет, но бесшумно. У меня есть время подождать. Но горе вам, когда мне на помощь одним горячим летом придёт мать мировое здоровье. Я вам покажу как и прежде, что вы меня не заключили под стекло.
Я лично забочусь о наших теперь уже повзрослевших людях. Я работаю с величайшим напряжением юношеской силы организма, прежде всего содержа в чистоте половые органы. Так как именно сейчас кровь заражается и бессмысленно разбавляется «хорошей едой в большом количестве», трупами животных, «трупными ядами», которые называют бульоном, ядовитыми напитками, то у меня много тяжелой работы. Чтобы отчистить «родильный аппарат» от хронического культурного мусора, перед вступлением в периодическую через каждые четыре недели возможность зачатия, я «устанавливаю» у женщины в определенный момент отчищающее кровопускание, и меня называют менструацией; раньше говорили яснее и называли меня очищением. Jeanne d'Arc, Bernadette de Lourde, эти женщины жили только плодами леса, и многие другие святые, то есть вылечившиеся (игра слов по немецки - Heilige-святой, Selbstgeheilte
- вылечившийся самостоятельно - прим. Пер.) никогда не имели менструации. Вы называете это великое, высочайшее здоровье истерией, ложью. Я, госпожа болезнь, говорю вам, современным, «всезнайкам», если вы не верите, то я должна вас научить, что и сегодня можно провести подобный эксперимент. Обеспечьте женщине полное здоровье, божественную чистоту пищей, которая полностью переваривается, с помощью райской диеты, фруктов, и тогда она останется «незапятнанной», и приняв святой дух, родит без боли, и госпожа болезнь, менструация, отчистит поле битвы. Слушайте скептики и верующие, я почти не заметила, что с вами говорит моя мать здоровье. Имеющий уши да услышит. (К чему очищение если ничего не загрязняется; почему у животных нет менструации?) Но вы зашли так далеко, сегодняшние роженицы с вашей «хорошей и обильной слизистой пищей», что я не обхожусь этой регулярной отчисткой. Теперь я выделяю слизь часто хронически и меня называют бели; по крайней мере у лучших девственниц и скромных супруг, я направляю туда как можно меньше крови и меня называют «хлороз», потому что со мной идет белая слизь, и потому лицо и руки становятся малокровными. Но так же, а пожалуй еще хуже я разговариваю с молодыми мужчинами. Если мне едва удается исправить «грехи матери», то у мужчин борьба со мной переходит все мыслимые границы. Неужели никто в Европе не хочет меня убедить, что лечить надо не меня, болезнь, не меня нужно заставлять исчезнуть, а наоборот, нужно мне содействовать, нужно воспринимать меня как принцип, как процесс выздоровления и поддерживать меня; что каждый поэтому должен рисковать своей жизнью, и что ему, больному никто не может помочь, пока он сам не поймет мою волю и сам не сделает это? Нам нужны не помощники в лечении а наставники, которые пошли по моему пути осознанно и уверенно, но наставники в лечении только для немногих, у которых есть время и намерение излечить себя, людей, а не меня, болезнь. Я, болезнь, становлюсь опасной и смертельной только потому, что вы мешаете моей работе едой или медициной. В первом случае ответственность несет больной, в последнем врач. Сегодняшняя медицина не имеет задачи вылечить больного, а от нее настойчиво требуют устранить меня, болезнь, что происходит только поверхностно, и через это моя борьба становится спокойной и тихой, хронической вместо острой. «Неприятное», мое желание излечить подавляют, чтобы позже быстрее умереть и освободить место другим «рожденным сверх меры». Вы меня успокаиваете, но льете воду на мою мельницу, которая регулирует излишки рождения менее ценных. Вы «усердные», поберегите силы в борьбе с помощью медицины, вы ничего не добьетесь, потому что я поставлена уничтожить всех тех, которые утратили веру в мою мать, абсолютное здоровье; но свобода слова тем, кто провозглашает мои мысли, мою мудрость, свобода тем немногим, которые следуют за мной и отворачиваются от медицины. Ученые не бойтесь таковых людей, их днем с огнем не сыщешь, они не отберут у вас поле деятельности.
Заботясь о будущей матери я так же забочусь о чистоте готового к зачатию мужчины. Центр своего кроветворения он превращает в «мусорную яму» и его соки изобилуют нечистотами. Под высоким давлением и температурой организм работает, и человек его считает здоровым, в то время, как из-за недостатка «хорошего» у него начинают выпадать волосы и зубы. Его тело «загружено» водой, жиром и слизью и непрерывно загружает самый нижний «этаж», что теперь доставляет мне большое беспокойство. Я отчищаю, я удаляю слизь из внутренних тканей, потому что мне удается вследствие сильного кровяного давления прорваться через слизистую оболочку и теперь я известна как гонорея. Сейчас молодой человек во мне не нуждается и встречает меня «адскими средствами» пока азотнокислое серебро не зарубцует и не протравит ткани до такой степени, что я больше не смогу проталкивать слизистую часть крови (белые кровяные тельца) и я проникаю, возможно через случайную небольшую ранку наружу. Теперь я называюсь мягким, безобидным шанкром, но я теперь должна вывести столько азотнокислого серебра и слизистых соединений, а мне перекрывают и этот «аварийный клапан», а из-за азотнокислого серебра появляется типичный вид или возможное уплотнение язвы, и я уже твердый шанкр, который может оказаться еще хуже. Теперь я пытаюсь выполнить свою работу в горле, чтобы одновременно напомнить о голодании, чтобы энергия пищеварения могла бы мне помочь с выделением. Меня не понимают, ибо я женщина, и возможно обвиняют ложно кого то другого, в то время, как у юноши в теле вонючая клоака, а азотнокислое серебро циркулирует в его крови. Пузырьки в горле относительно всех других видов сыпи имеют благодаря азотнокислому серебру определенный вид. Теперь я сифилис. Прежде, когда против меня не применяли азотнокислое серебро, моя сыпь характеризовалась сексом ровно на столько, насколько в то время зрелость была связана с безобразием, но типично сифилитической в сегодняшнем смысле она не была, как например помутнение глаз, которое вызывает азотнокислое серебро. Все, во всяком случае большинство сифилитических заболеваний глаз нужно списывать не на мой счет, а на счет медицины, как и сам сифилис. Слушайте вы, больные современного Вавилона, почему я у вас а не в деревне? Обвиняют алкоголь, проституцию и бацилл, а азотнокислое серебро, которое разъедает ваши кости и ваша ежедневная невоздержанность считаются невиновными. Но и из горла меня не выпускают. Теперь у меня все пестрит, азотнокислое серебро должно быть в любом случае удалено, иначе оно может уничтожить росток жизни. Я перехватываю его в лимфатической железе (в паховой области) депонирую его там до более спокойных времен, пробиваю кожу, где это возможно, и появляюсь как коричневая сыпь (от азотнокислого серебра). Теперь я точно являюсь «конституционной», и после того как мне закупоривают кожные поры, «ворота вывода», еще более опасным ядом - ртутью, вскоре я с помощью этих двух ядов перехожу во «вторую стадию». Теперь человек идет к специалисту, но он бы не поехал во Франкфурт, если бы не было железной дороги. Но у госпожи болезни есть еще и другой средство. Теперь она ставит ультиматум - жизнь или смерть, потому как специалист еще больше повышает дозы. Я нагнаиваюсь у тебя прежде всего в области зева, заставляю твои зубы выпадать и слюну течь, все еще с хорошим намерением, чтобы ты услышал мой голос: ты не должен есть ничего, во всяком случае ничего мертвого, но только живое. «Ученый» муж ставит тебе в горло трубочку, только чтобы ты мог сохранить «необходимую» слизь, которая теперь выходит изо всех отверстий. Не я, болезнь, а медицина делает теперь твою и мою ношу легкой, которую ты не хотел нести пока она еще была маленькой. Еще одно ложное «почетное звание», фальшивое обвинение болезни: «третичный период» и ты умираешь по «научному». Я тебя не оплакиваю, потому что госпожа болезнь стала жестокой и безжалостной, когда ее хотели убить, а попали в человека. «Так говорит болезнь».
Вскоре мне начинают приписывать тысячи имен и столько же причин и потому придумывается столько же средств, и столько же ищется, в то время, как истинная наука стремится к единству всех причин, по крайней мере групповых симптомов. Самое безумное что со мной идентифицируют, это бациллы. Для каждой формы моего появления есть разная бацилла! Кроме ежедневных мясных и крахмальных блюд человек еще употребляет плохого качества воду, на помощь могут прийти незрелые фрукты или непредвиденная жара, и тогда брожение подгнивших остатков в желудке и кишечнике становится на столько велико, что действительно образуются
грибки и бациллы, и если я теперь попытаюсь произвести радикальную чистку, потому как грибковая стадия гниения опасна для жизни, человек мне мешает и умирает «во имя» тифа или холеры. Вместо того чтобы продукты разложения, которые я с лучшими намерениями хочу вывести, искать в собственном теле, причина начинает искаться снаружи и на нее объявляется охота, чтобы не напоминать людям о своей собственной вине. Имея на вооружении «Эрлих Хата» или Туберкулин, современные фальшивые наставники, которых засыпают славой, почетом и деньгами, полагают, что меня, болезнь, можно уничтожить, убив продукт - грибки в гниющих остатках пищи. Если им это удается, то они в первую очередь режут по собственной плоти. Эти бациллы мое последнее средство против «культурного иммунитета», потому что они делают «скрытую слизь» подвижной, живой, которую я вследствие избыточного переедания, с годами и с повышением дозы лекарств больше не могу выводить из организма. Красивейших и благороднейших людей я бы хотела содержать чистокровыми, то есть свободными от слизи, хотя бы в репродуктивном возрасте, чтобы они похудели и приобрели формы типа красоты райской, одухотворенной, ангельской, выводя слизь через легкие, потому как желудок и кишечник ослаблены перееданием. Человек мешает перееданием моим «лечебным стремлениям» вывести слизь окольными путями и осложняет эту задачу ядами. Чтобы сберечь множество чувствительных кровеносных сосудов в легких, я размещаю слизь в отдельных узелках, и теперь я туберкулез, «королева» болезней, ибо она большинство отправляет в царство теней, но только по одной единственной причине, потому что у этого человека было столько слизистой пищи на «мельнице жизни», и из-за разваренного молока (из страха перед бациллами) было мало извести для грудной клетки, что весь организм, особенно кровеносные сосуды легких, наполняются слизью и разрушаются, и я, болезнь, «желание излечить», уступаю своему сыну по имени Смерть.
Я должна ежедневно, пока мне удается, не обращая внимания на сигналы моей работы, кроме всего прочего выводить из организма массу мясного яда (мочевая кислота), кровеносные сосуды в местах напряжения (суставы) дегенерируют, и я подаю чувствительные сигналы, а ученые окрестили меня в данном случае как ревматизм и подагра, чтобы тем самым сказать так же мало, как и словом туберкулез. Еще я должна прогонять салицил, прочие лекарства или вообще множество ядов и слизи через нежные кровеносные сосуды сердца, такими, которые я годами откладываю в теле до более спокойных времен (меньше пищеварения), потому ослабевает «бедное сердце» а так же «развитый культурный мозг» (или в последнем лопается кровеносный сосуд) и человек умирает от «удара» с блеском латинского наименования болезни.
Всякий раз когда я ищу только одни выходные ворота, или больше не вывожу болезненный материал через орган (глаз, ухо, нос, печень и т.д.) образуется локальное закупоривание, и тут же меня уже окрестили по другому, еще и на иностранном языке, чтобы я казалась человеку как можно более чужой и таинственной.
Больные, вспомните страшно простую, но убедительную логику: во всем животном мире у меня только одно средство которым я исцеляю, это голодание, поэтому я могу и должна у самого высочайшего животного, человека, быть единственной и основной причиной, это гнилые остатки пищи (слизь), которые я для вашего блага и здоровья непрерывно должна удалять, и вы сами осуждаете себя на погибель, потому что мешаете мне работать когда много едите или неправильным питанием. Животное в сарае, которое отвыкает от свежего воздуха и благодаря искусственному питанию (болтушка - пойло для скота) становится «склонным к простуде», перестает есть или же уверенно отказывается от «улучшенной» пищи и таким образом оно умнее чем изобретатель всех систем исцеления в мире. И разумеется я вам говорю, что нужна мудрость а не знания из книг чтобы понять мою стратегию удаления яда. Если ваша «осевшая трупнаяслизь» засела глубоко в крепости тканей и внутренних органов, то следует осторожно наступать на врага.
Больные, мой дух, мое чувство теперь обращается к вам. Есть ли у вас еще причина злится на меня, не понимать меня, меня, вечный закон очищения, восстановления, который снова хочет вас привести к здоровью, красоте и юношеским силам? Есть ли у вас еще причина пребывать в пессимизме, если я во всей природе животное, которое в результате ранения или «болезни» не может обеспечить себе пищу, лечу голоданием? Поймите наконец что здоровый человек может жить практически без ничего, когда человек через время может быть возрожден из «воды и духа».
Не восходит ли моя деятельность, болезнь, ко временам Адама, когда с древней фруктовой диеты стали переходить на вареную слизистую пищу? Когда уже наконец верующим и скептикам осветят истинный смысл крещения как «лекарство» с «огнем святого духа», то есть сгоранием плохих, дряхлых элементов, через «физиологический костер» переваривание во время голодания, тогда как Иоанн этот «первородный грех» хотел исправить водным крещением (литье воды на голову и ноги). Неужели действительно умный добровольно не примет меня, пока у меня легкая работа, чтобы отчиститься от меня, прежде чем не сляжет больным? Не является ли высочайшим и единственным мастерством судьбы, что мне вовремя дают удалить слизь и выбить почву из под ног у катастрофы, а затем вообще через небольшое количество правильного питания окончательно сделать меня ненужной? Понимаете ли вы значение и истинность этих слов, которых вы ждете от меня, усыпляя меня большим количеством еды, возбуждающих средств, и ядов, полагая что я уйду, в то время как я позже выйду наружу будучи еще сильнее и увереннее? Я вне времени, я дух, я сила вне пространства и времени, везде и вечно я являюсь законом для тех существ, которые хотят бездействовать, которые забыли «высшее»; я «вечный кнут» прогресса, развития. Я тот червь, который постоянно грызет, даже когда спит, я злой рок, западня для того, кто сегодня сонный, кому уютно, у кого все есть и кому сытно, я непогрешимое уничтожение всех сегодняшних «всезнаек» и «набожных», которые не верят в «божественную» пищу. От меня ни телесно ни духовно вы вечно не получите покоя, пока вы все земные и возможно неземные «атомы смерти» физиологически и духовно не сожжете в «чистилище целительного духа». Я не дьявол, я с начала становления всех существ борюсь с князем смерти, чтобы отправить его в царство холода, тьмы, смерти, зловония, «темной пустоты», чего так страстно желает после смерти «современная душа» потому что сама насыщает тело и себя мертвой пищей. Возможно это точно так же, как этого желают на «мертвой» планете.
Я болезнь, являюсь импульсом, стимулом всей эволюции, установлена только для тех, которые не следуют моей матери, здоровью, я жестокий бог, которого не постиг даже Кант, который безжалостно убивает всех тех страдающих от боли и плачущих, которые не способны подняться к более высокой форме, к новому роду. Я гибель, вымирание всех слабых видов, всех нежизнеспособных, которые умирают вследствие образования новых форм вырождения (Дарвин, промежуточный элемент?)
Горе тебе, человечество, ты злоупотребляло своим сильнейшим органом, мозгом, чтобы мародерствовать над растениями, животными и себе подобными, ты хвастаешься, что на крыльях успеха достигло вершин культуры, и при этом самое важное, здоровье, ушло от тебя дальше чем от животных. Я болезнь, у тебя как дома. Ты попал в поток моря гибели и между тем для тебя нет пути назад к закону «природного вознаграждения» эквивалентности силы; тебя ведет мозг, который восхваляет грабеж природы как правильное и хорошее решение, вследствие чего ты все глубже соскальзываешь в этот поток, в тупик. Пророки всех времен, такие как Гете, Руссо и т.п., отрицали твою блестящую культуру и связывали с моим именем болезнь. Теперь уже даже я не могу тебя спасти, потому что многие не могут следовать моему голосу, даже если бы и хотели. Но я затуманила ваш рассудок, закупорила ваши уши, ослепила ваши глаза как следствие вашего уклонения от закона. Вы ошибочно считаете своим счастьем деньги, власть, знания, когда таковым на самом деле является ваше здоровье.
Теперь человечество, обижайся на само себя, на злоупотребление мозгом, на «желание быть самым умным», а не на закон, на природу и не на бога. Принцип возвращения, возрождения, исцеления души и тела, спасения, я болезнь, стала у тебя хронической, латентной, спящей. У тебя больше нет времени на меня, чтобы я тебя могла спасти. К здоровью и истинно жизни я могу привести лишь отдельных личностей, у которых заблаговременно восходит «божественная искра», мое познание, прежде чем не стало слишком поздно, и они могут из грязного, быстрого потока смерти выйти на солнечный берег, если они хотят прийти к моей матери, величайшему и абсолютному здоровью. «Так говорит болезнь»

И не надеясь, что кто-то споет по тебе погребальную песнь,
Звонко почувствуешь, что "жилой комплекс" - это такая болезнь.

Доходяги-бэнд, "Партизанская сказка"

Нахожусь сейчас в таком периоде своей жизни, когда слова "у меня есть квартира в городе N" перестают означать для меня что-то по правде привлекательное. Разве что как способ получения из нее денег с аренды. Как охрененно осознавать, что каким-то чудом умудрилась выпасть из этого круговорота невольничества и попала в другой не потратила свою жизнь на шальные попытки заиметь вожделенную "собственную жилплощадь со всеми удобствами, хороший район, парк, детская площадка, рядом с метро". Наверное за одно это откровение стоит благодарить Витю вне зависимости от всего другого говна, которым мы друг друга одаривали без меры. Если рассматривать всех моих мужчин по тем достижениям, которые мне стали доступны с ними (или после них), то это пока самое радикально изменившее мою жизнь, да и меня саму. Запрет на пьянствующих мужчин после Бублика, сексуальное раскрытие с Апачем, пошив Типуленьки и Греция с Игорем, свобода от города с Витей. Понятия не имею, что они вынесли из наших отношений, и вынесли хоть что-то полезное, но - бля! - как же я благодарна за то, что так сложилась жизнь, что они научили тому, чему должны были научить. И что я сумела этому научиться, несмотря ни на что.
Хотелось бы мне думать, что и я была чем-то таким, что изменило бы моих мужчин или их жизни к лучшему, но - это уже и правда не зависит от меня. Кто что смог взять, тот и молодец, я не жадная, особенно на уроки))
И еще я сегодня осознала, что через меня идет некислый финансовый поток к мужикам. Распоряжаться этими деньгами я никогда не претендовала, и часто они просаживались хрен пойми на что, но сам факт - мужики со мной начинают некисло пахать, но и зарабатывают при этом неплохо. Почему-то раньше я была уверена в обратном. И подумалось мне, что дело как раз в том, что эти деньги никогда не тратились на меня в каком-то ощутимом количестве (мороженым накормить два раза в неделю - не в счет), и что я всегда ждала, чтобы мужики как-то сами хотели на меня тратиться, а они, гады, не тратились, а, наоборот, начинали экономить и жаловались, что нет денег, потому что откладывали эти деньги на что-то другое. Что, может, тоже неплохо, в долгосрочных проектах, до которых я как-то никогда не доживала.))
В общем, выводы из всего этого текста у меня не очень формируются, кроме что я молодец)) но до чего ж приятно осознавать, что мне удалось сбежать от главной кабалы современности, начав жить на своей земле, со всеми ее трудностями и невзгодами, трезво, типушечно, путешественно и всячески вообще ништяково))))

Отчетливо помню, как начинался 2016-й.
Витя договорился на какой-то мега-доходный поход, ребята ехали из Москвы и забили шесть лошадей, попросив никого не добавлять к их компании, кроме инструкторов. В итоге приехали вдвоем и опоздали на день, поэтому 31-го вечером мы сели в Витину машину и поехали вчетвером в Охотничий домик. Там ребята достали свои салаты (к слову сказать, невкусные), обменялись подарками (мы с Витей сидели по разным углам) и вскоре легли спать. Последующие дни были прекрасны, сильный мороз, яркое солнце и трое коней с крепкими всадниками, но речь не о том. Больше половины года мы так и провели с Витей, делая одно дело, но сидя в разных углах. Когда мне становилось совсем хреново, я часами зависала на сайте по продаже домов, и смотрела-смотрела, прикидывала, мечтала. Однажды нашла дом - не дом, а целую школу на краю Налибокской пущи. 300 кв.м., больше 10 комнат, 8 печей и огромный холл. Крепкий брус, толстый, редко встретишь такой сейчас. Высоченные потолки и второй этаж, чердачный, но как целое второе измерение - длинный-длинный коридор с дымоходами посередине. 80 соток земли. А по цене - что-то около 16 тысяч. Это был переломный момент. Тогда мы с Витей могли начать офигенный новый для нас обоих проект, совместно с Экспедицией и за ее спонсорством. Была идея, было место, пришли бы и деньги, я уверена. Витя целый вечер мечтал о том, как сделать базу под проект Форта Аляски. Я без конца обдумывала, как наполнить этот дом, какие интерьеры можно бы зафигачить, какие комнаты сделать, чтобы гостевой дом был не похож ни на одно место отдыха в Беларуси, ни на одну паршивую гостиницу, ни на одну быдло-агроусадьбу. А потом Витя сказал, что это мой проект, и что у него не будет времени в него вкладываться. Сейчас я благодарю бога, что все так вышло, правда, покупка этого охренительного дома вышла бы моей семье катастрофой, да и надежда на Витин вклад стала бы катастрофой моей личной. Но сколько было пролито слез от осознания этого одиночества мечты, от нереализованности проекта, который мог стать делом жизни, который связал бы нас на несколько лет вперед - не сосчитать. Так или иначе, вышла я из этого проекта со стойкой уверенностью, что я хочу переехать в деревню, в свой дом, взять коней и заниматься походами, вне зависимости от того, будет меня поддерживать Витя, или нет. Наверное, тогда примерно мы и расстались, хоть и продолжали тянуть кота за хвост еще полгода. Иногда даже казалось, что так может продолжаться всю жизнь. Смирение приходило временами, а потом взрывалось бурями недопониманий, недоверия и разностью устремленностей.
Дела шли туго, если честно. Вот вроде все хорошо, все есть, заказы, люди, кони, походы. А вот что-то все равно туго. Сколько бы ни было людей, никогда не было денег. Трудно набирались группы, за исключением, может, нескольких спонтанных, которые организовывались на удивление удачно. Новые маршруты были для меня чертовски сложными, особенно в начале сезона. Карты казались не только перевернутыми, но отраженными в зеркале и совершенно нечитабельными поначалу. Поход про "5 км, олени" - это как раз об этом. Страшно было одной вести людей через лес не очень-то зная дорогу. Через большой лес, не лесопарковую зону в пригороде. Тяжело отвечать на вопрос "скоро мы придем?" понятия не имея, где мы. Гадко было осознавать свою беспомощность в этом и осознавать свой чертов топографический кретинизм в действии. И тяжело было приходить на стоянку и ждать Витю, его помощь и внимание, которых постоянно не хватало. И ссориться по поводу и без повода, и ревновать и мириться без конца. А потом провожать его со всеми людьми, оставаться одной с конями на половину недели в чужих домах и ждать-ждать-ждать хоть звонка и стараться любить и принимать как есть. Одиноко было тогда, и, как сейчас понимаю, одиноко было от понимания, что никогда не было его в моем сердце так много, чтобы я насытилась им. Чтобы поверила, что он там хочет находиться и что сделает так, чтобы в этом сердце быть. Он уезжал "отдыхать" от меня, а когда возвращался, видно было, что отдохнуть не успел. А я тосковала, ночевала одна на Белокорце, загорала под огромным дубом и пасла его коней.
В июне появился мой Дом. Он вообще не был похож на то, что я искала, но моим стал с первого взгляда. В июле я впервые привела сюда коней, а в августе, после индейского лагеря, который расставил все точки над i в наших с Витей отношениях, я переехала сюда. Этот период я бы не пережила, если бы не Кристина и Эдик. Эдик научил практикам, которые позволили мне выбраться быстро из энергетической жопы. Кристина просто жила тогда со мною, пересказывая по десять раз на день заевшую как кость в горле историю про Витю и Катеньку. Я давилась этой костью, давилась раз за разом, забывала и снова давилась. Я не могла поверить, что жизнь с Витей, с которой я уже смирилась, к которой внутренне была вроде как готова, просто вылетела у меня из-под ног. Как вдруг осознаешь, что мелкая нахалка лезет обниматься с моим мужчиной, а он позволяет ей, кормит ее и возит везде за собою, пока я сижу с его конями. Как вдруг понимаешь, что раньше такой мелкой нахалкой была я сама, позволяя себе появляться на конюшне в присутствии Алены, веря в удобно сочиненную сказку про скорый развод и девичью фамилию. От этого тошнило ничуть не меньше, чем от показушной заботы о Катеньке у меня на глазах.
Я до сих пор не понимаю, зачем ему это было делать. Такой жопы, в которую он поверг себя той осенью, отыскать практически невозможно. Может, искупление? Только не похоже, чтобы проходил его. Или и правда так уж я его душила своей любовью, что предпочел "все-таки вылезть в окошко"? - "то ли это голодная диета его доконала, то ли я..." - в общем, сейчас, оглядываясь на эту историю, я с ужасом вижу себя гусем, вылезшим сухим из воды. Сухим и довольным. У меня есть крутейший дом, рядом со мной люди, много людей, с которыми отношения закручиваются, с которыми дела делаются, деревня объединяется. У меня есть неоценимый опыт ухода за конями зимой (и хоть косяков хватает, но это осознание, что я МОГУ - оно для меня ценнее золота), у меня есть наработанные маршруты, постоянные клиенты и идет продвижение в интернете. У меня пугающе быстро появился мужчина, который рад поселиться в моем сердце и в моей жизни, и делает для этого все необходимое и немного больше. И, даже оставаясь наедине с собой, я чувствую, что теперь не одна, как это было раньше. Что я одна, конечно, но совсем по-другому. Что рядом со мной много-много очень хороших людей, и все они и сами по себе, и одновременно в моем сердце. И я - у них тоже в сердце. Встречаю Новый год без ожиданий, без планов - они все равно разрушаются, стоит начать за них держатья. Готова к людям и к одиночеству, готова к работе и прозябанию. Даже, с трудом верю в это - готова отдать своих - не своих коней Вите и завершить этот виток своей жизни. Сама писала - и еще когда! - что коней в этом мире значительно больше тех, что живут в витиной конюшне или сопят мирно у меня на заднем дворе. Правду ж говорят - если любишь ее - отпусти, так расти, борода, расти)))

Танюшка и путешествия от Полины
Так вышло, что в последнем настоящем путешествии я была очень давно. Я имею ввиду такое путешествие, чтобы оно не было связано с работой или учебой и было задумано само ради себя. Вспоминается поездка в Грецию. Это, можно сказать, апофеоз моих путешествий: я сама придумала, куда я хочу, подбила на это приятеля, купила билеты, заказала гостиницу, продумала кое-какой план действий, и мы поехали. А потом полетели – впервые в моей жизни, и для меня это такой был восторг, что слезы набегали на глаза – эти березки, так стремительно уменьшающиеся под нами, эти дома и поля, которые становятся будто игрушечными, Небо, море, горы. Невероятная красота и от полета я до сих пор под впечатлением – это совсем иные чувства, это неземное состояние. И Греция сама осталась для меня простой, приветливой, живой. Хотела бы побывать там еще. 
Но – про путешествия. Каждое путешествие – это маленькая жизнь, которая помогает понять себя и ту свою большую жизнь. Путешествие расставляет все по своим местам, очищает мозги и показывает все без прикрас – способности, силу и слабость свою и спутника. Недаром Высоцкий предлагал «парня в горы тянуть, рискнуть, пусть он в связке с тобой в одной – там поймешь, кто такой». Это все истинная правда – в путешествиях человек раскрывается и все напускное слетает. Умение решать проблемы, договариваться, быстро ориентироваться в ситуации, сохранять бодрость духа в сложных ситуациях и подбадривать друг друга – это, пожалуй, самое важное, на что проверяетесь в путешествиях. И, конечно, очень важно видеть прекрасное. Если спутник не видит чудес, путешествие становится клеткой, в которой приходится сидеть с нудящим занудой. 
Конечно, путешествие – это крутейшая прокачка себя. И чем сложнее задачи, тем скорее растешь. После хороших путешествий часто меняется жизнь, приходит это осознание, что соответствует Тебе, а что – нет. И то, что не соответствует, очень легко отсеивается. 
В последние годы мои путешествия стали походами. Все теплое время года я кочевала. Вся жизнь стала таким бесконечным конным путешествием, от чего я порядком подустала, правда, зато и подросла настолько, что заимела совершенно новую жизнь, к которой долго готовилась. 
А еще отдельная тема – это путешествия в одиночестве. Хоть давно уже не практиковала такую штуку (много друзей в тех местах, куда я езжу), но помню, помню, каково это заходить в море одной. Рассчитывать только на себя и свои силы. Вариться в своем соку, отдаваясь течению обстоятельств. В таких путешествиях очень четко осознаешь свою уязвимость и незащищенность перед Вселенной. И отдаешься ей без остатка – если сердце чистое, все будет, как надо. Вообще все будет, как надо – по-другому и быть не может. И открывается этот большой-большой мир, и ощущение это прекрасное – что можешь все, что угодно. Все дороги открыты, иди по любой. И еще прекрасно помнить, что по окончании всех дорог ждет Тебя дом, родные и любимые. К которым всегда возвращаешься. =)

В этом году у меня звезды выстроились в ряд и случилось поселиться в самой невероятной деревне в мире – Чудесные Холмы (конечно, моя деревня так не называется, но пространство, которое объединяет здесь десяток соседних деревень и три десятка домов, выкупленных разными интересными творческими людьми, носит именно это романтичное название). Здесь хорошо. Даже так – здесь ОЧЕНЬ хорошо. Всегда есть, чем заняться, с кем поговорить, к кому сходить в гости. Постоянно здесь что-то случается, планируется и делается. Так что, когда я представляла себе жизнь в деревне как что-то с душком аскетизма и непрерывных практик молчания, – я ошибалась. Даже так – я ОЧЕНЬ ошибалась. А еще я все переживала, что друзья меня позабудут. Ну и в общем кто-то, конечно, и позабыл, но кто не забыл – Те лучшие люди на свете 😉
Здесь много физической работы, движения, много пространства и куча разных занятий – летом в основном на дворе, а чем глубже в осень, тем больше времени хочется проводить в теплом доме за рукоделием, книгами и домашними делами. В моем доме две печки и миллион пледиков, банок сгущенки, коллекция травяных чаев, свечи и ароматические масла. На стенах висят рисунки моих друзей и бубен ручной работы моих добрых соседей Димы и Кристины. У меня растут и цветут все мои комнатные цветы – им тут хорошо, как и моим животным – Есенину, Кошке и Зефирке с его кобылами. Все жирные и наглые. Еще у меня живет Мышь. В доме, похоже, животные заключили пакт о ненападении и собака, кошка и мышь живут в мире и согласии.
Недавно ребята установили мою Типуху рядом с деревенским клубом «Хата», и теперь почти каждый вечер собираемся в теплом доме, в котором мы с Есениным занимаем места хозяев на женской и мужской половинах. Это прекрасное время – мы поем и бьем в барабаны, разговариваем и событийствуем друг с другом. Друзья в шаговой доступности и место сборки – всегда же мечтала об этом. Здесь вообще мечты сбываются. Чудесные холмы, не иначе.
День мой в последнее время начинается с разведения огня, навязывания лошадей и обхода владений – у меня есть небольшой огород, сад с виноградником и Холмы. Очень много Холмов. То есть ОЧЕНЬ много Холмов. Живописнейших, древних Холмов. Кони пасутся на фоне рыжеющей листвы, а сверху видно далеко-далеко, краявиды открываются на многие километры. Время уходит незаметно за повседневными делами – то дрова привезут, то чайные травы убирать, то варенье варить, то бесконечные все эти уборки, перестановки, а в последнее время, наконец, капитальная подготовка к холодам. Скоро новые появятся заботы, а пока вяжу рептуха коням.
Вечером дела не делаются. Что очень по-деревенски, конечно. Да и темнеет сейчас рано, не поработаешь уже. Поэтому я захожу за Кристиной, и вместе мы топаем к Алесе и Никите. Они уже ждут нас в прогретой Типухе, встречающей нас в темноте ярким желтым фонариком. Усаживаемся на свои места, и начинаем шаманить. Тут все немножечко индейцы, но в такие вечера особенно. Поем песни, заботливо собранные у местных бабушек, чувствуем, чтобы понять их. Пробуем на язык, как переливаются слова и мелодии, как играет ритм. Импровизируем, играем строчками и звуками. Пространство напитываем энергией настолько, что оно начинает звенеть. И сами мы будто звучим, где-то внутри просыпаются какие-то затаенные силы. Напитанные сполна всеми этими энергиями, мы дожидаемся, когда прогорят дрова и расходимся по домам.
Нам с Кристиной нужно сделать небольшой ночной переход из одной деревни в другую, это минут 20, от силы полчаса. Но – темнота практически полная, тени по кустам и наше живое воображение делают прогулку жутковатой и завораживающей одновременно. Наощупь, как кони, бредем домой, дом зовет и все валуны под ногами будто сглаживаются – ни оступишься, ни споткнешься за всю дорогу ни разу. Такая мистика.
А дом ждет, светлый и теплый, с мягкой постелью и горячим душем. Засыпается сладко, Кошка мурлычит, Есенин кряхтит где-то около печки, скребется Мышь – ей оставлена хлебная корка в раковине. Ночь затягивает в объятия и до утра ничто не беспокоит. Такая моя жизнь в деревне.

Бывают периоды большой силы. Будто вспоминаешь, кто ты есть на самом деле.
Когда перестаешь оглядываться на кого-то, кому доверяешь себя. Когда просто веришь в то, что справишься со своей жизнью, которая открывается во всей своей красоте, новизне и целостности. Справишься вне зависимости от того, будет ли помогать тот самый, кому себя доверяешь.

Мы говорим с Иннерикой много в последнее время. И эти разговоры будто были всегда, они говорят мне, как и ей: "Это ТЫ солнце, и никто другой, не дай им заслонить Тебя". И это означает очередной виток одиночества, когда даже не нужно разрывать никакие отношения, когда просто все больше и больше осознаешь свою гребанную независимость - не зависимость от мужчины, но некую другую с ним связь. Я столько раз говорила своим клиентам, что невозможно строить семью без созависимого положения. Что, если двое хотят быть вместе, это необходимая жертва, и по-другому человечество существовать еще не научилось. Что ребенок зависит от матери и учится ею манипулировать с первых минут жизни, что мать зависит от отца, и манипулирует им. Что отец должен быть зависим от жены и ребенка, иначе зачем ему такая ноша, и что этот круг должен быть максимально плотным. Круг созависимости.

И вот я нахожусь в том месте, где знаю, что мне могут помогать люди, разные люди вообще, просто так, а не потому что я с ними сплю. Или потому, что, когда они приходят с работы, я готовлю ужин и стираю белье. Не-а! Помогают, потому что им со мной интересно общаться. Бог мой, сколько же времени прошло с тех пор, когда вот так было! Когда что-то делалось за разговорами и постоянным кофе в перерывах! Когда никто не спешит уехать делать свои большие дела, и когда можно говорить о планах и делать потихоньку запланированное. Не супер-быстро-эффективно-в последний момент, а в удовольствие. Вместе, даже если одному сделать можно. Вместе - потому что так приятнее, а не эффективнее.

Невероятно грустно от того, что понимаю, что для того, чтобы быть в своей новой жизни, в той, о которой давно уже мечтала (два года, что ли!), мне не нужен мой мужчина. Вернее нужен, но так, чтобы он по-прежнему был только лишь гостем в моем доме, опорой в трудностях и запасным вариантом, если у меня самой ничего не получится. Но не тем человеком, который будет всегда рядом, не тем, кому я разрешу решать за себя, не тем, кто будет воплощать мою мечту. Не будет мою мечту воплощать потому что, наверное, у него есть своя мечта. И она какая-то другая - может больше моей, может просто я не могу постичь ее, а, может, она даже идет в разрез с тем, о чем мечтаю я. Но что я чувствую сейчас, так это то, что сбросив с себя путы зависимости, я могу творить снова. Я могу открываться людям и доверять им частичку себя и своей мечты. Я могу выбирать, кого пускать к себе, а кого - нет. Я могу делать, что захочу, не оглядываясь на того, кто мог бы - еще совсем недавно мог бы - вести меня за собой. И это дает огромную силу, силу для целой жизни.

Я очень хорошо помню это ощущение. Ладно, я не помню уже ощущение, я только знаю, что оно было и было реальным, а теперь там, где было это ощущение - дырка. Она ничем и никем не занимается, и единственное ощущение - это ощущение этой дырки.
Жить в общем не мешает, болеть - не болит. Просто эта дырка существует там, где должна быть та, которой там нет. И не то, чтобы ее совсем нет. В целом то она очень даже есть, но она есть как-то по-другому. Наверное, такие же дырки остаются от бабушек и дедушек - их не то, чтобы нет, они есть как-то по-другому.
Только эту дырку все еще можно заселить новыми ощущениями.

Время хризантем настает.

В общем, я не умею делать медовое варенье, но умею делат пьяную вишню на меду. И это, черт, вкусно и пьяно с трех ягодок. Я достойная внучка своих бабушек.

весь дом в цветах. Перемещаюсь по квартире и пьянею от запахов. Так и должно быть, в таком цветущем доме, напоенном ароматами и воздушностью лета, нужно жить.. Конечно, лучше бы дом мой был поменьше и стоял в яблоневом саду. Но так и будет рано или поздно.